Он хотел посмотреть братьям Свердловым в глаза, но они отворотили взгляд. Прошлой зимой в Вышгороде на княжеском пиру по десяти рублей с брата, когда вся публика перепилась и начала хвастаться своими подвигами, эти трое хотя и долго молчали, но тоже голос подали: расхвастались, болваны, своей сестрой Люськой. Нет, мол, в Киеве девицы скромнее, краше и целомудренней. Сидит она у них за тремя дверями, за четырьмя замками, заперта ключами, а ключи немецкие у братьев в кармане, и никто эту девицу в глаза не видел, и берегут ее братья пуще глазу. Все богатыри уши развесили, и князь Мономах тоже. А Гайдамака спьяну не сдержался и при всем честном народе заявил, что братаны Свердловы чересчур уж расхвастались, не знаю, как кто, а он, Сашко Гайдамака, лично частенько видывал их сестренку Люсьену, а бывали часы, что у ней и на грудях леживал и за презумпцию девичьей невинности трогивал. Братья, услыхав про презумпцию, выхватили ножи. Гайдамака скамьей прикрылся, ножи в скамью вонзились. Тогда он предложил братьям пари при свидетелях – пусть в семь вечера кинут в ее окошко снежок и посмотрят, как она выйдет па крыльцо ему навстречу в одной ночной рубашке без пояса. Все гурьбой повалили, снежок в окно кинули, она и вышла. Братья опять за ножи, собрались ее убивать на крыльце, но их остановил сам Илья Муромец. А назавтра устроен был суд над Гайдамакой: или женись на Люсьене, или в монастырь. В Киевско-Печерскую лавру. Тут и все его подвиги не помогли, на Руси ведь всегда так – хоть в Киевской, хоть в Московской, хоть в РСФСР, – пусть ты даже Герой Советского Союза, а уж изволь жениться, если застукали. Выбрал тогда Гайдамака лавру как меньшее зло. Перезимовал.
© Борис Штерн, "Эфиоп, или Последний из КГБ."
За "Эфиопа" Борис Штерн получил премию "Золотая улитка".
Рекомендую также его "Вперед, конюшня!" Шедевр!