Интегрированный урок по литературе и изобразительному искусству для учащихся 9 класса "Надежда и опора России. Кто они?"

Жадный беден всегда.

Жадного деньги возбуждают, а не насыщают.

Скупой всегда нуждается.

Скупость сушит душу.

Скряга близок к безумцу.

Без песен и вина жизнь даром пропадает.

Много вина – мало ума.

Надо жить играя.

Ничто так не поощряет праздность, как пустые разговоры.

Праздный человек – точно часы без стрелок.

Бережливый не похож на скупого.

Бережливость - важный источник благосостояния.

Алчная душа всем злым делам начало.

Когда убеждает золото, речь бессильна.

Если хочешь быть богатым, умерь свою жадность.

Богаче всех человек бережливый, беднее всех - скряга.

Богатство порождает скупость.

Высшее богатство – отсутствие жадности.

Мечта хороша и полезна, если не забывать, что она мечта.

Деньгами надо управлять, а не служить им.

Пусть не хватает сил, но желание все же похвально.

МОУ СОШ №5 имени 63-го Угличского пехотного полка

г. Углича Ярославской области

Интегрированный урок

по литературе и изобразительному искусству для учащихся 9 класса

Никитина Лариса Борисовна,

учитель русского языка и литературы

Баталина Марина Михайловна,

учитель искусства

Тема урока: Надежда и опора России. Кто они?

Цель урока: обобщить знания обучающихся по поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» и создать проект родового дворянского герба с использованием декоративно-символического языка геральдики.

Задачи:

Личностные:

- формировать собственную активную жизненную позицию,

- формировать умение самостоятельно работать в группе,

- развивать умение ясно, точно, грамотно излагать свои мысли, выстраивать аргументацию, приводить примеры.

Метапредметные:

- формировать умение ставить цель и искать пути ее достижения,

- создать условия для определения путей решения проблемы, обозначенной автором поэмы.

Предметные:

- формировать механизмы мышления, характерные для анализа текста,

- познакомить обучающихся с искусством геральдики, его основными законами и условностями,

- учить грамотно компоновать предметы в заданную форму и пользоваться элементами геральдики при составлении гербов,

- выявить нравственную несостоятельность помещиков в поэме Гоголя.

Демонстрационный материал:

- презентация к уроку

- аппликативное пособие «Герб рода Романовых»

- экран для рефлексии

Оборудование для учащихся:

- заготовка герба

- цветные схемы герба

- листы с рисунками-символами

- рабочие листы

- цветные стикеры для рефлексии

- ножницы

- клей

План урока

1. Организационный момент 1 мин

2. Определение цели урока 1-2 мин

3. Анализ текста поэмы (работа в группах) 12-15 мин

4. Обучение составлению герба 6-7 мин.

5. Работа над проектами гербов (в группах) 15-17 мин

6. Защита проектов 5-7 мин

7. Итог урока 1-2 мин

8. Рефлексия 2-3 мин

Ход урока

1. Организационный момент

2. Определение цели урока

Прочитайте тему урока. Как вы думаете, о чем пойдет речь?

Почему помещиков можно назвать надеждой и опорой Российского государства?

(Сообщение о дворянстве 19 века)

3. Анализ текста поэмы (работа в группах)

Обратимся к тексту поэмы Гоголя «Мертвые души». Чичиков, путешествуя по России, видит разнообразных помещиков. Какие черты этих землевладельцев Гоголь укрупняет, ставит на первое место?

Прочитайте отрывки из поэмы Гоголя, ответьте на вопросы в рабочих листах.

Рабочий лист 1

1. Прочитайте отрывок из поэмы Гоголя «Мертвые души».

2. Найдите детали, на которые особенно хочет обратить наше внимание автор.

3. Какие негативные человеческие качества показывает Гоголь в образе помещика?

4. Какие символы, предметы могут рассказать об этих качествах?

4.Обучение составлению герба

Все эти помещики – дворяне, представители сословия, занимающего высокую руководящую роль в обществе. Каждый дворянский род имел свой герб.

- Что это такое? (Это графическое символическое изображение основных идей и принципов дворянской семьи)

Слайд 1.

Наука, изучающая гербы, называется «геральдика» - от латинского слова «геральдус» - глашатай. Так называли людей, чьей профессией было приносить какие-либо известия. Герб тоже призван нести какие-либо известия о своем хозяине.

Слайд 2.

Корни этой науки уходят в далекое прошлое. Древнейшим прообразом гербов были тотемы – изображения животных – покровителей рода или племени. У славян это был медведь, у североамериканских индейцев – лев.

Слайд 3.

Первые гербы возникли в средневековье у рыцарей. Они с головы до ног были закованы в металл. Узнать, кто именно скрывается под доспехами, было невозможно. Поэтому рыцари стали устанавливать на рыцарских щитах различные знаки. Позже они приобрели наследственный характер и стали родовыми.

Слайд 4.

В России герб закреплял право на потомственное дворянское достоинство и родовые титулы. По правилам геральдики он состоял из боевого щита, шлема, короны, мантии, намета (цветных украшений, образующих фон герба), щитодержателей, девиза (указывался не во всех гербах)

Слайд 5.

При изображении гербов могли употребляться восемь красок: золотая, серебряная, красная, голубая (лазоревая), зеленая, пурпурная, черная и белая (при изображении человека разрешалось использовать телесный цвет). Первые две обозначали металлы, остальные — эмаль (финифть). Одно из правил геральдики запрещало накладывать металл на металл и финифть на финифть.

Каждый цвет металла или финифти имел свое значение.

Попробуем поэтапно составить герб семьи Романовых – последней царской династии.

(Работа с аппликативным пособием на доске)

- Что мы можем сказать о данной семье, глядя на ее герб?

5. Работа над проектами гербов.

Перед вами лежат заготовки щитов герба, листы с цветными изображениями и необходимые инструменты. Пользуясь рабочим листом 2, составьте герб для каждого помещика из поэмы Н. В. Гоголя «Мертвые души»

Рабочий лист 2

1. Подберите фоновую финифть герба, исходя из особенностей данного героя.

2. Определите, какой из геральдических знаков более всего подходит данному персонажу.

3. Подберите родовой девиз для данного дворянского рода.

4. Выполните композиционную работу.

5. Подготовьтесь к защите данного проекта.

6. Защита проектов.

7. Итог урока

Вернемся к теме урока. Перечитайте тему, подумайте, как можно ответить на вопрос «Кто они?»

Почему этих людей нельзя назвать настоящей надеждой и опорой России?

Можно ли назвать их «мертвыми душами»? Что умерло в каждом из этих людей?

Можем ли мы найти подобные образы в современном мире?

Почему ничего не изменилось с первой половины 19 века?

Слайд 6

Прочитайте слова Р. Роллана:

«Есть мертвецы, в которых больше жизни, чем в живых. Но есть и живые, которые мертвее всяких мертвецов».

Как вы понимаете смысл этого высказывания?

8. Рефлексия.

Сегодня мы составляли гербы помещиков. Хочется составить и «герб» нашего урока. Приклейте свой стикер на тот фрагмент щита, который характеризовал бы ваш интерес к данному уроку.

Манилов
Дом господский стоял одиночкой на юру, то есть на возвышении, открытом всем ветрам, каким только вздумается подуть; покатость горы, на которой он стоял, была одета подстриженным дерном. На ней были разбросаны по-английски две-три клумбы с кустами сиреней и желтых акаций; пять-шесть берез небольшими купами кое-где возносили свои мелколистные жиденькие вершины. Под двумя из них видна была беседка с плоским зеленым куполом, деревянными голубыми колоннами и надписью "храм уединенного размышления"; пониже пруд, покрытый зеленью.

Один бог разве мог сказать, какой был характер Манилова. Есть род людей, известных под именем: люди так себе, ни то, ни сё, ни в городе Богдан, ни в селе Селифан, по словам пословицы. Может быть, к ним следует примкнуть и Манилова. На взгляд он был человек видный; черты лица его были не лишены приятности, но в эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару; в приемах и оборотах его было что-то, заискивающее расположения и знакомства. Он улыбался заманчиво, был белокур, с голубыми глазами. В первую минуту разговора с ним не можешь не сказать: какой приятный и добрый человек! В следующую за тем минуту ничего не скажешь, а в третью скажешь: чорт знает, что такое! и отойдешь подальше; если ж не отойдешь, почувствуешь скуку смертельную.

Дома он говорил очень мало и большею частию размышлял и думал, но о чем он думал, тоже разве богу было известно. -- Хозяйством нельзя сказать, чтобы он занимался, он даже никогда не ездил на поля, хозяйство шло как-то само собою. Когда приказчик говорил: "хорошо бы, барин то и то сделать", "да, недурно", отвечал он обыкновенно, куря трубку. Иногда, глядя с крыльца на двор и на пруд, говорил он о том, как бы хорошо было, если бы вдруг от дома провести подземный ход или чрез пруд выстроить каменный мост, на котором бы были по обеим сторонам лавки, и чтобы в них сидели купцы и продавали разные мелкие товары, нужные для крестьян.  При этом глаза его делались чрезвычайно сладкими и лицо принимало самое довольное выражение, впрочем, все эти прожекты так и оканчивались только одними словами. В его кабинете всегда лежала какая-то книжка, заложенная закладкою на 14 странице, которую он постоянно читал уже два года. В доме его чего-нибудь вечно недоставало: в гостиной стояла прекрасная мебель, обтянутая щегольской шелковой материей, которая, верно, стоила весьма недешево; но на два кресла ее недостало, и кресла стояли обтянуты просто рогожею; впрочем, хозяин в продолжение нескольких лет всякий раз предостерегал своего гостя словами: "Не садитесь на эти кресла, они еще не готовы".

Комната была, точно, не без приятности стены были выкрашены какой-то голубенькой краской в роде серенькой; четыре стула, одно кресло, стол, на котором лежала книжка с заложенною закладкою, о которой мы уже имели случаи упомянуть; несколько исписанных бумаг; но больше всего было табаку. Он был в разных видах: в картузах и в табашнице, и наконец насыпан был просто кучею на столе. На обоих окнах тоже помещены были горки выбитой из трубки золы, расставленные не без старания очень красивыми рядками. Заметно было, что это иногда доставляло хозяину препровождение времени.

Манилов долго стоял на крыльце, провожая глазами удалявшуюся бричку, и когда она уже совершенно стала не видна, он всё еще стоял, куря трубку. Наконец вошел он в комнату, сел на стуле и предался размышлению, душевно радуясь, что доставил гостю своему небольшое удовольствие. Потом мысли его перенеслись незаметно к другим предметам и наконец занеслись бог знает куда. Странная просьба Чичикова прервала вдруг все его мечтания. Мысль о ней как-то особенно не варилась в его голове: как ни переворачивал он ее, но никак не мог изъяснить себе, и всё время сидел он и курил трубку, что тянулось до самого ужина.

Коробочка

На крыльцо вышла опять какая-то женщина, помоложе прежней, но очень на нее похожая. Она проводила его в комнату. Чичиков кинул вскользь два взгляда: комната была обвешана старенькими полосатыми обоями; картины с какими-то птицами; между окон старинные маленькие зеркала с темными рамками в виде свернувшихся листьев, и за всяким зеркалом заложены были или письмо, или старая колода карт, или чулок; стенные часы с нарисованными цветами на циферблате...

Минуту спустя вошла хозяйка, женщина пожилых лет, в каком-то спальном чепце, надетом наскоро, с фланелью на шее, одна из тех матушек, небольших помещиц, которые плачутся на неурожаи, убытки и держат голову несколько набок, а между тем набирают понемногу деньжонок в пестрядевые мешочки, размещенные по ящикам комодов. В один мешочек отбирают всё целковики, в другой полтиннички, в третий четвертачки, хотя с виду и кажется, будто бы в комоде ничего нет, кроме белья, да ночных кофточек, да нитяных моточков, да распоротого салопа, имеющего потом обратиться в платье, если старое как-нибудь прогорит во время печения праздничных лепешек со всякими пряженцами или поизотрется само собою. Но не сгорит платье и не изотрется само собою; бережлива старушка, и салопу суждено пролежать долго в распоротом виде, а потом достаться по духовному завещанию племяннице внучатной сестры вместе со всяким другим хламом.

Окинувши взглядом комнату, он теперь заметил, что на картинах не всё были птицы: между ними висел портрет Кутузова и писанный масляными красками какой-то старик с красными обшлагами на мундире, как нашивали при Павле Петровиче.

Подошедши к окну, он начал рассматривать бывшие перед ним виды. Находившийся перед ним узенький дворик весь был наполнен птицами и всякой домашней тварью. Индейкам и курам не было числа; промеж них расхаживал петух мерным шагом, потряхивая гребнем и поворачивая голову набок, как будто к чему-то прислушиваясь; свинья с семейством очутилась тут же; тут же, разгребая кучу сора, съела она мимоходом цыпленка и, не замечая этого, продолжала уписывать арбузные корки своим порядком. За забором тянулись просторные огороды с капустой, луком, картофелем, свеклой и прочим хозяйственным овощем. По огороду были разбросаны кое-где яблони и другие фруктовые деревья, накрытые сетями для защиты от сорок и воробьев, из которых последние целыми косвенными тучами переносились с одного места на другое Для этой же самой причины водружено было несколько чучел на длинных шестах с растопыренными руками; на одном из них надет был чепец самой хозяйки. За огородами следовали крестьянские избы, которые показывали довольство обитателей, ибо были поддерживаемы как следует: изветшавший тес на крышах везде был заменен новым; вороты нигде не покосились: а в обращенных к нему крестьянских крытых сараях заметил он где стоявшую запасную, почти новую телегу, а где и две.

Хозяйка была одета лучше, нежели вчера, -- в темном платье, и уже не в спальном чепце, но на шее все-таки было что-то навязано.

  "Ну, да не о живых дело; бог с ними. Я спрашиваю мертвых".

   "Право, я боюсь на первых-то порах, чтобы как-нибудь не понести убытку. Может быть, ты, отец мой, меня обманываешь, а они того... они больше как-нибудь стоят".

«Эк ее, дубинно-головая какая!" - сказал про себя Чичиков.

"Право", отвечала помещица: "мое такое неопытное вдовье дело! лучше ж я маненько повременю, авось понаедут купцы, да применюсь к ценам".

"Хорошо бы было", подумала между тем про себя Коробочка: "если бы он забирал у меня в казну муку и скотину, нужно его задобрить: теста со вчерашнего вечера еще осталось, так пойти сказать Фетинье, чтоб спекла блинов; хорошо бы также загнуть пирог пресный с яйцом, у меня его славно загибают, да и времени берет немного".

Ноздрев

Это был среднего роста, очень недурно сложенный молодец с полными румяными щеками, с белыми, как снег, зубами и черными, как смоль, бакенбардами. Свеж он был, как кровь с молоком; здоровье, казалось, так и прыскало с лица его.

«Зато, брат Чичиков, как покутили мы в первые дни! Правда, ярмарка была отличнейшая. Как начали мы, братец, пить... Шампанское у нас было такое, -- что пред ним губернаторское? просто квас. Уж так покутили!.. Веришь ли, что я один в продолжение обеда выпил семнадцать бутылок шампанского!"

Лицо Ноздрева, верно, уже сколько-нибудь знакомо читателю. Таких людей приходилось всякому встречать не мало. Они называются разбитными малыми, слывут еще в детстве и в школе за хороших товарищей и при всем том бывают весьма больно поколачиваемы. В их лицах всегда видно что-то открытое, прямое, удалое. Они всегда говоруны, кутилы, лихачи, народ видный. Ноздрев в тридцать пять лет был таков же совершенно, каким был в осьмнадцать и в двадцать: охотник погулять. Женитьба его ничуть не переменила, тем более что жена скоро отправилась на тот свет, оставивши двух ребятишек, которые решительно были ему не нужны. Дома он больше дня никак не мог усидеть. Чуткой нос его слышал за несколько десятков верст, где была ярмарка со всякими съездами и балами; он уж в одно мгновенье ока был там, спорил и заводил сумятицу за зеленым столом, ибо имел, подобно всем таковым, страстишку к картишкам.

   Ноздрев был в некотором отношении исторический человек. Какая-нибудь история непременно происходила: или выведут его под руки из зала жандармы, или принуждены бывают вытолкать свои же приятели. Если же этого не случится, то всё-таки что-нибудь да будет такое, чего с другим никак не будет: или нарежется в буфете таким образом, что только смеется, или проврется самым жестоким образом, так что наконец самому сделается совестно.

Ноздрев во многих отношениях был многосторонний человек, то есть человек на все руки. В ту же минуту он предлагал вам ехать куда угодно, хоть на край света, войти в какое хотите предприятие, менять всё, что ни есть, на всё, что хотите. Ружье, собака, лошадь -- всё было предметом мены, но вовсе не с тем, чтобы выиграть, это происходило просто от какой-то неугомонной юркости и бойкости характера. Если ему на ярмарке посчастливилось напасть на простака и обыграть его, он накупал кучу всего, что прежде попадалось ему на глаза в лавках: хомутов, курительных смолок, ситцев, свечей, платков для няньки, жеребца, изюму, серебряный рукомойник, голландского холста, крупичатой муки, табаку, пистолетов, селедок, картин, точильный инструмент, горшков, сапогов, фаянсовую посуду -- насколько хватало денег. Впрочем, редко случалось, чтобы это было довезено домой; почти в тот же день спускалось оно всё другому, счастливейшему игроку, иногда даже прибавлялась собственная трубка с кисетом и мундштуком, а в другой раз и вся четверня со всем: с коляской и кучером, так что сам хозяин отправлялся в коротеньком сюртучке или архалуке искать какого- нибудь приятеля, чтобы попользоваться его экипажем. Вот какой был Ноздрев!

Вошедши на двор, увидели там всяких собак, и густо-псовых, и чисто-псовых, всех возможных цветов и мастей: муругих, черных с подпалинами, полво-пегих, муруго-пегих, красно-пегих, черноухих, сероухих... Тут были все клички, все повелительные наклонения: стреляй, обругай, порхай, пожар, скосырь, черкай, допекай, припекай, северга, касатка, награда, попечительница. Ноздрев был среди их совершенно как отец среди семейства.

"Ну, так как же думаешь?" сказал Ноздрев, немного помолчавши. "Не хочешь играть на души?"

"Я уже сказал тебе, брат, что не играю; купить, изволь, куплю".

"Ну, послушай, сыграем в шашки; выиграешь -- твои все. Ведь у меня много таких, которых нужно вычеркнуть из ревизии.»

Собакевич

Деревня показалась ему довольно велика. Двор окружен был крепкою и непомерно толстою деревянною решеткой. На конюшни, сараи и кухни были употреблены полновесные и толстые бревна, определенные на вековое стояние. Деревенские избы мужиков тож срублены были на диво. Даже колодец был обделан в такой крепкий дуб, какой идет только на мельницы да на корабли. Все было упористо, без пошатки, в каком-то крепком и неуклюжем порядке.

Когда Чичиков взглянул искоса на Собакевича, он ему на этот раз показался весьма похожим на средней величины медведя. Для довершения сходства фрак на нем был совершенно медвежьего цвета, рукава длинны, панталоны длинны, ступнями ступал он и вкривь и вкось и наступал беспрестанно на чужие ноги. Цвет лица имел каленый, горячий, какой бывает на медном пятаке. Известно, что есть много на свете таких лиц, над отделкою которых натура недолго мудрила, но просто рубила со всего плеча, хватила топором раз -- вышел нос, хватила в другой -- вышли губы, большим сверлом ковырнула глаза и, не обскобливши, пустила на свет, сказавши: "живет!" Нужно же такое странное сближение: его даже звали Михайлом Семеновичем.

На картинах всё были молодцы, всё греческие полководцы, гравированные во весь рост. Все эти герои были с такими толстыми ляжками и неслыханными усами, что дрожь проходила по телу. Между крепкими греками, неизвестно каким образом и для чего, поместился Багратион, тощий, худенький, с маленькими знаменами и пушками внизу и в самых узеньких рамках. Потом опять следовала героиня греческая Бобелина, которой одна нога казалась больше всего туловища тех щеголей, которые наполняют нынешние гостиные. Стол, креслы, стулья -- всё было самого тяжелого и беспокойного свойства; словом, каждый предмет, каждый стул, казалось, говорил: и я тоже Собакевич! или: и я тоже очень похож на Собакевича!

"Толкуют -- просвещенье, просвещенье, а это просвещенье -- фук! Сказал бы и другое слово, да вот только что за столом неприлично. У меня не так. У меня когда свинина, всю свинью давай на стол; баранина -- всего барана тащи, гусь -- всего гуся! Лучше я съем двух блюд, да съем в меру, как душа требует". Собакевич подтвердил это делом: он опрокинул половину бараньего бока к себе на тарелку, съел всё, обгрыз, обсосал до последней косточки.

За бараньим боком последовали ватрушки, из которых каждая была гораздо больше тарелки, потом индюк ростом в теленка, набитый всяким добром: яйцами, рисом, печенками и ни весть чем, что всё ложилось комом в желудке. Этим обед и кончился.

Собакевич слушал, всё по-прежнему нагнувши голову, и хоть бы что-нибудь похожее на выражение показалось в лице его. Казалось, в этом теле совсем не было души, или она у него была, но вовсе не там, где следует, а, как у бессмертного кощея, где-то за горами и закрыта такою толстою скорлупою, что всё, что ни ворочалось на дне ее, не производило решительно никакого потрясения на поверхности.

"Да чего вы скупитесь?" сказал Собакевич: "право, недорого! Другой мошенник продаст вам дрянь, а не души; а у меня что ядреный орех, все на отбор: не мастеровой, так иной какой-нибудь здоровый мужик. Вы рассмотрите: вот, например, каретник Михеев! ведь больше никаких экипажей и не делал, как только рессорные. И не то, как бывает московская работа, что на один час, прочность такая, сам и обобьет и лаком покроет!"

"Да, вот, вы же покупаете; стало быть, нужен".

"Ну, извольте, и я вам скажу тоже мое последнее слово: пятьдесят рублей! право, убыток себе, дешевле нигде не купите такого хорошего народа!"

   "Нет, я вижу, вы не хотите продать; прощайте!"

"Какая ж будет ваша последняя цена?" - сказал наконец Собакевич.

 "Два с полтиною".

"Теперь пожалуйте же задаточек!" сказал Собакевич.

"Кулак, кулак!" подумал про себя Чичиков: "да еще и бестия в придачу!"

Плюшкин

Чичиков не заметил, как въехал в средину обширного села, со множеством изб и улиц. Какую-то особенную ветхость заметил он на всех деревенских строениях: бревно на избах было темно и старо; многие крыши сквозили, как решето. Окна в избенках были без стекол, иные были заткнуты тряпкой или зипуном. Из-за изб тянулись во многих местах рядами огромные клади хлеба, застоявшиеся, как видно, долго. Хлеб, как видно, был господский. Частями стал выказываться господский дом и наконец глянул весь. Каким-то дряхлым инвалидом глядел сей странный замок, длинный, длинный непомерно. Стены дома ощеливали местами нагую штукатурную решетку и, как видно, много потерпели от всяких непогод. Зеленая плеснь уже покрыла ветхое дерево на ограде и воротах.

Из сеней он попал в комнату, тоже темную. Казалось, как будто в доме происходило мытье полов и сюда на время нагромоздили всю мебель. На одном столе стоял даже сломанный стул и, рядом с ним, часы с остановившимся маятником, к которому паук уже приладил паутину. Тут же стоял прислоненный боком к стене шкап с старинным серебром, графинчиками и китайским фарфором. На бюре лежало множество всякой всячины: куча исписанных мелко бумажек, какая-то старинная книга в кожаном переплете с красным обрезом, лимон, весь высохший, ростом не более лесного ореха, отломленная ручка кресел, рюмка с какою-то жидкостью и тремя мухами, накрытая письмом, кусочек сургучика, кусочек где-то поднятой тряпки, два пера, запачканные чернилами, высохшие как в чахотке, зубочистка, совершенно пожелтевшая, которою хозяин, может быть, ковырял в зубах своих еще до нашествия на Москву французов.

   По стенам навешано было весьма тесно и бестолково несколько картин. С середины потолка висела люстра в холстяном мешке, от пыли сделавшаяся похожею на шелковый кокон, в котором сидит червяк. В углу комнаты была навалена на полу куча того, что погрубее и что недостойно лежать на столах. Что именно находилось в куче, решить было трудно, заметнее прочего высовывался оттуда отломленный кусок деревянной лопаты и старая подошва сапога. Никак бы нельзя было сказать, чтобы в комнате сей обитало живое существо,

Лицо его не представляло ничего особенного; оно было почти такое же, как у многих худощавых стариков, один подбородок только выступал очень далеко вперед, так что он должен был всякой раз закрывать его платком, чтобы не заплевать; маленькие глазки еще не потухнули и бегали из-под высоко выросших бровей, как мыши, когда, высунувши из темных нор остренькие морды, насторожа уши и моргая усом, они высматривают, не затаился ли где кот или шалун мальчишка, и нюхают подозрительно самый воздух. Гораздо замечательнее был наряд его: рукава и верхние полы до того засалились и залоснились, что походили на юфть, какая идет на сапоги; назади вместо двух болталось четыре полы, из которых охлопьями лезла хлопчатая бумага. На шее у него тоже было повязано что-то такое, которого нельзя было разобрать: чулок ли, подвязка ли, или набрюшник, только никак не галстук.

Но пред ним стоял не нищий, пред ним стоял помещик. У этого помещика была тысяча с лишком душ, кладовые, амбары и сушилы загромождены были множеством холстов, сукон, овчин, высушенными рыбами и всякой овощью.

Не довольствуясь сим, он ходил еще каждый день по улицам своей деревни, заглядывал под мостики, под перекладины, и всё, что ни попадалось ему: старая подошва, бабья тряпка, железный гвоздь, глиняный черепок, -- всё тащил к себе и складывал в ту кучу, которую Чичиков заметил в углу комнаты.

А ведь было время, когда он только был бережливым хозяином! был женат и семьянин, и сосед заезжал к нему сытно пообедать, слушать и учиться у него хозяйству и мудрой скупости. Всё текло живо и совершалось размеренным ходом: двигались мельницы, валяльни, работали суконные фабрики, столярные станки, прядильни; везде, во всё входил зоркий взгляд хозяина и, как трудолюбивый паук, бегал, хлопотливо, но расторопно, по всем концам своей хозяйственной паутины.